СЕВЕРЯНИН. Практикум (вопросы и задания)

ИГОРЬ ВАСИЛЬЕВИЧ СЕВЕРЯНИН
(настоящая фамилия — ЛОТАРЕВ)

(1887—1941)

      В 1909 году стихи поэта, к этому времени за свой счет издавшего более 30 тоненьких стихотворных брошюрок, были замечены Л. Толстым, который пришел в негодование. С той поры, по словам самого поэта, его «стали бранить все, кому было не лень».

Эти нападки еще более усилились после того, как Северянин объявил о создании нового литературного направления, названного им эгофутуризмом: одним из основных его принципов было объявлено «самоутверждение личности». «Самоутверждался» поэт и в самом деле с редкой отвагой; по словам критика А. Измайлова, «курьезы нанизывались один за другим на имя Северянина, и имя запоминалось и становилось чудаческим». Однако скоро, после выхода в свет книги стихов «Громокипящий кубок» (1913), которая предварялась восторженным предисловием Ф. Сологуба («явление его — воистину нечаянная радость в серой мгле северного дня»), к Северянину пришла настоящая слава. Она всегда была несколько двусмысленной. Невзыскательный читатель восторженно принял манерно-изысканные «поэзы», где все было так красиво: ананасы в шампанском, мороженое в сирени, страна голубых антилоп, феи и королевы в праздничных одеждах, лилии, орхидеи, хризантемы... Недаром в феврале 1918 года в зале Политехнического музея он, опередив Маяковского, Бальмонта и других поэтов, был коронован званием «короля поэтов». В то же время для строгого читателя оказывались неприемлемыми настойчиво декларируемая позиция гения, граничащая с вульгарностью пошлость, отсутствие элементарного вкуса, настойчивое щеголяние искусственно изобретенными словами. И то и другое мнение не лишено основания. Стоит, однако, напомнить, что Блок, отказавшись от ранее весьма суровой оценки стихов Северянина, назвал его талант «настоящим, свежим, детским». По мнению другого авторитетного знатока поэзии Н. Гумилева, «Игорь Северянин — действительно поэт, к тому же поэт новый. Что он поэт — доказывает богатство его ритмов, обилие образов, устойчивость композиции, свои и остро пережитые темы. Нов он и тем, что первый из всех поэтов он настоял на праве поэта быть искренним до вульгарности». Стихи Северянина, несмотря на справедливость многих адресованных поэту упреков, продолжают привлекать внимание читателя непосредственностью, свежестью восприятия мира, редкостной музыкальностью.

      Выехавший вместе с больной матерью из голодного Петрограда в 1918 году, Северянин после провозглашения в 1920 году Эстонией государственной независимости оказался в вынужденной эмиграции, которая переживалась им чрезвычайно болезненно. Там в середине 20-х годов им был написан цикл сонетов («медальонов»), представлявших собою поэтические портреты художников: среди них был и автопортрет.

Игорь Северянин Он тем хорош, что он совсем не то, Что думает о нем толпа пустая. Стихов принципиально не читая, Раз нет в них ананасов и авто. Фокстрот, кинематограф и лото — Вот, вот куда людская мчится стая! А между тем душа его простая, Как день весны. Но это знает кто? Благословляя мир, проклятье войнам Он шлет в стихе, признания достойном, Слегка скорбя, подчас слегка шутя. Над всею первенствующей планетой Он — в каждой песне, им от сердца спетой, Иронизирующее дитя. 1926

      В лучших своих созданиях Северянин — «лирик, тонко воспринимающий природу и весь мир и умеющий несколькими характерными чертами заставить видеть то, что он рисует. Это — истинный поэт, глубоко переживающий жизнь и своими ритмами заставляющий читателя страдать и радоваться вместе с собой. Это — ироник, остро подмечающий вокруг себя смешное и низкое и клеймящий это в меткой сатире. Это — художник, которому открылись тайны стиха и который сознательно стремится усовершенствовать свой инструмент, „свою лиру“, говоря по-старинному».

В. Брюсов. Игорь Северянин, 1916

      «Поэтическое лицо Игоря Северянина определяется главным образом недостатками его поэзии. Чудовищные неологизмы и, по-видимому, экзотически обаятельные для автора иностранные слова пестрят в его обиходе. Не чувствуя законов русского языка, не слыша, как растет и прозябает слово, он предпочитает словам живым слова, отпавшие от языка или не вошедшие в него. Часто он видит красоту в образе „галантерейности“. И все-таки легкая восторженность и сухая жизнерадостность делают Северянина поэтом. Стих его отличается сильной мускулатурой кузнечика. Безнадежно перепутав все культуры, поэт умеет иногда дать очаровательные формы хаосу, царящему в его представлении. Нельзя писать „просто хорошие“ стихи. Если „я“ Северянина трудно уловимо, это не значит, что его нет. Он умеет быть своеобразным лишь в поверхностных своих проявлениях, наше дело заключить по ним об его глубине».

О. Мандельштам. Игорь Северянин. «Громокипящий кубок», 1913

Задание 1

      1. Стихи Северянина вызывают у читателей разноречивые оценки — от восторженных до резко критических. Как — и почему именно так — оцениваются они вами?
      2. В лирике Северянина продолжаются одни и вызывающе нарушаются другие свойственные русской поэзии этические и эстетические нормы. Подтвердите это, обратившись к тексту.

      «...Островок поэзии Северянина, вокруг которого „плещется десертно, — совсем мускат-люнельно“ — стихия дендизма, шантеклерства и эксцессерства. Вам приятно побродить в этом уголке, полюбоваться его лилиями, послушать янтарные элегии; но скоро вас начинает тянуть на простор. Впечатления в этом уголке чрезвычайно скудны, прозвучавшие мелодии не захватывают вас. Лилии Северянина — обыкновенные, вам хорошо знакомые лилии; его полонез о лилиях — новая вариация на старую тему. <...>
      Северянин берется за незначительные сюжеты вовсе не потому, что он торопится разрешить волнующую его колористическую или другую художественную проблему. Нет, просто его кругозор ограничен; оттого он так рано начинает перепевать самого себя. <...>
      Поэт отъединил себя от мира живописной гирляндой девушек и дам и в этом приятном обществе смакует ананасы. Он легкомысленно забывает им же самим провозглашенные истины: „величье всегда молчаливо“ и „стыдливость близка к красоте“. Вас оглушают истерически-пронзительные выкрики маньяка: „Я — гений, Игорь Северянин„ и „я всемирно знаменит“».

А. Оршанин. Поэзия шампанского полонеза, 1915

      «Элементарные чувства и желания у Игоря Северянина погружены в расцвеченную обстановку пригородных дач и морских побережий с непременными левкоями, ликерами, сонатами, поэзами... Рискованные ситуации разубраны в „жасмин, ромашки, незабудки, фиалки, ландыши, сирень“. Северянинские героини — обыкновенные кокотки или дамы, ищущие острых ощущений, оправлены в мишурные королевские наряды: „Королева играла — в башне замка — Шопена, и, внимая Шопену, полюбил ее паж...“, „А потом отдавалась, грозово...“. Читатель Игоря Северянина мог быть примитивом, ищущим „безразумные услады“, и считать себя элегантным, изысканно и дерзостно чувствительным, презирающим „мещанские“ предрассудки. Не имея сколько-нибудь серьезных внутренних достоинств, чувствовать себя упоительно шикарным. А это ли не заразительно!»

А. Урбан. Образ человека — образ времени, 1979

      «Пришедшая к Северянину после выхода книги „Громокипящий кубок“ слава была скорее маскарадной: Отныне плащ мой фиолетов, Берета бархат в серебре — и ей Северянин был обязан своими стихами предреволюционного времени. Эта эпоха, с ее великими техническими открытиями и экспериментами, ярко отразилась в стихах Северянина, еще чуждых патриотического, философского и политического звучания. <...>
      Северянинские стихи этого периода отличает поэтика изысканной роскоши. Они пестрят иноязычными словами: будуар, гарсон, пахитоса, танго, фокстерьер, эклер. Сегодняшнему читателю (особенно молодому) иногда непонятно, что эти слова обозначали. Ср.: И сел на сером клене в атласный интервал, где интервал — „щегольской экипаж“. Изысканность отражается и в самих заголовках стихотворений, и в названиях стихотворных циклов и сборников: „Мороженое в сирени“, „Ананасы в шампанском“, „Боа из хризантем“. <...>
      Пьянящее колыхание легких предметов, полупрозрачность среды, неясные контуры очертаний, „качелящие“ ритмы, весенние ароматы фиалки, ландыша, сирени, левкоя; чистота лилии; сиреневые, лиловые, голубые и розоватые тона; весна, грезы, чары, дымка — вот гамма Северянина тех лет. Природу Северянин сравнивает с интерьером: осень у него в городе элегантна, лес драприт стволы в туманную тунику. Поэт ищет новые стихотворные ритмы, формы, дает им свои названия (миньонет, кензель, квадрат квадратов), сам отмечает у себя „ряд изысканных сюрпризов В капризничающих словах“».

И. Василевская. «Он тем хорош, что он совсем не то, Что
думает о нем толпа пустая...», 1991

Поэзоконцерт В Академии Поэзии — в озерзамке беломраморном — Ежегодно мая первого фиолетовый концерт, Посвященный вешним сумеркам, посвященный девам траурным... Тут газеллы и рапсодии, тут — и глина и мольберт. Офиалчен и олилиен озерзамок Мирры Лохвицкой, Лиловеют разнотонами станы тонких поэтесс, Не доносятся по озеру шумы города и вздох людской, Оттого что груди женские — тут не груди, а дюшес... Наполняется поэтами безбородыми, безусыми, Музыкально говорящими и поющими Любовь. Золот гордый замок строфами, золот девушками русыми, Золот юным вдохновением и отсутствием рабов! Гости ходят кулуарами, возлежат на софном бархате, Пьют вино, вдыхают лилии, цепят звенья пахитос... Проклинайте, люди трезвые! Громче, злей, вороны, каркайте! Я, как ректор Академии, пью за озерзамок тост!

      Критик А. Измайлов вспоминал о том, как встречались «поэзы» Северянина: «Фельетонисты советовали писать на вывесках: „Дамий портной“ — и внушали поэту величайшую осторожность обращенья с грудью красавиц, напоминающею дюшес...»
      «Тут есть все компоненты стилистической манеры Северянина: и распевное, прошитое пэонами построение строки, и ритмическая непрерывность интонации, и аллитерационное благозвучие, и изысканность составной рифмовки, и излюбленные автором слова иностранного происхождения, взятые в основном из чисто эстетских побуждений. И конечно, собственные неологизмы, прежде всего и останавливающие внимание читателя („Офиалчен и олилиен озерзамок Мирры Лохвицкой“, „Лиловеют разнотонами станы тонких поэтесс“).
      В самом же содержании не было ничего сложного: обычный вечер с гостями на загородной даче, сборище праздной молодежи с богемными вкусами и привычками того времени. Но автор не довольствуется будничной обиходностью. Он стремится по-своему опоэтизировать привычное и выбирает для этого сомнительный путь некой измышленной им „великосветскости“ со всеми присущими ей атрибутами обстановки и словаря, причем впадает порой, сам того не замечая, в вопиющее безвкусие».

Вс. Рождественский. Игорь Северянин, 1975

      «Игорь Северянин с простодушной радостью переписал современный быт, гостиные, будуары, загородные дачи, рестораны, концерты, клубы, курзалы, интерьеры, предметы обихода — моторные ландо, бипланы, экспрессы, „шляпки, цилиндры и кэпи“, пледы „ягуаровые“, вуали, веера, мебель, музыкальные инструменты, марки ликеров.
      Все у Игоря Северянина узнавалось, и все, однако, было сдвинуто в мечту, сказку, фантазию, эмоциональный порыв повышенной интенсивности — в „сюрприз“, „эксцесс“, непредсказуемый поступок „грезэра“ или „грэзерки“. „Я — царь страны несуществующей“, страны „безразумных чудес“, „интуит страны мимозовой“, — рекомендует себя Игорь Северянин. И его стихи населяют королевы, принцессы, виконты, феи, пажи, в которых, однако, с таким же успехом легко узнать современных дам в английском костюме и черной шаплетке. По крайней мере, дамы прекрасно узнавали себя в поступках и чувствах этих королев. <...>
      Он умел писать изощренно. Но изощренность упростил, низвел к шаблону, сделал доступной.
      Его заносило так, что уже дальше, кажется, некуда: „Меня отронит Марсельезия, как президентного царя!“, „Мой стих серебряно-брильянтовый живителен, как кислород. „О гениальный! О талантливый!“ — мне возгремит хвалу народ“. Как потешались над „президентным царем“! Но ведь и Игорь Северянин назло потешался, лукавил, позволял счесть себя простаком.
      Сознательно ли? Конечно, сознательно, порой даже (правда, редко) обиженно допекали: „Каждая строчка — пощечина. Голос мой — сплошь издевательство. Рифмы слагаются в кукиш. Кажет язык ассонанс. Я презираю вас пламенно, ваши сиятельства, и, презирая, рассчитываю на мировой резонанс!“ Однако ни в его литературной выучке, ни в его „улыбчивом“ (тут Сологуб прав) вдохновении не было рационализма, расчета, взвешенной выгоды. В самой структуре его личности была и непосредственность, и детскость, и простодушие.
      Он искренне увлекался словесной мишурой, впрочем, опять-таки нужной ему для упоительного шаблона („Озвень, окольчивай, опетливай, мечта, бродягу-менестреля“), увлекался яркими раскрасками („Пока я жив, пока я молод, я буду вечно петь сирень! Весенний день горяч и золот, — виновных нет в весенний день!“), заставлял позировать и сам охотно позировал».

А. Урбан. Добрый ироник, 1987

Задание 2

      1. Силой поэтического воображения в стихотворении создан идеальный мир. Каковы эти идеалы?
      2. Выпишите встречающиеся в этом стихотворении неологизмы. Какова их природа, какую функцию выполняют они здесь?
      3. Как известно, Северянин, охотно выходя на эстраду, не читал, а почти пел свои стихи. Проанализируйте ритмико-интонационный строй и звуковую организацию стиха, чтобы понять и объяснить, благодаря чему и при чтении отчетливо ощутима музыкальность стиха.
      4. С красотой или с ее суррогатом (красивостью) встречается читатель в стихах Северянина?