“Господин из Сан-Франциско”:абсурдность жизни или нелепость смерти?»
- Какое впечатление произвёл на вас рассказ? На что настраивает эпиграф, взятый из Апокалипсиса? Почему писатель не называет главных героев по именам? Как понимать слова о том, что герой «только что приступал к жизни»? Что вкладывает господин из Сан-Франциско в понятие «жизнь»? Почему И.А. Бунин подробно описывает каждодневную жизнь на пароходе? Что собой представляет эта жизнь? Что становится предметом сатиры писателя?
- Отличается ли жизнь в Неаполе от жизни на пароходе? Какое значение имеет повторяющееся упоминание о «трубных звуках» и гонге — на пароходе и в итальянской гостинице? В какой момент в рассказе происходит перелом? Почему о том, что произошло с господином из Сан-Франциско в читальне, говорится «что натворил он»? Как и почему меняет «ужасное происшествие» отношение персонала отеля к герою и его семье? Какие детали посмертной судьбы господина из Сан-Франциско особенно нелепы и унизительны?
- Сопоставте два портрета господина из Сан-Франциско (“Сухой, невысокий, неладно скроенный… крепкая лысая голова” и “Сизое, уже мёртвое лицо… красотой, уже давно подобавшей ему”), обратив внимание на цветовые прилагательные. Как преображает героя смерть? В чём смысл этого преображения?
- Для чего в рассказ введены картины утра на Капри, сцена с итальянскими горцами? Как они соотносятся со всеми другими эпизодами рассказа? Каково символическое значение картины, нарисованной в последнем абзаце? Как соотносится финал рассказа с эпиграфом? В чём притчевый смысл рассказа?
Любопытный пример
совмещения портрета и интерьера встречаем в рассказе И. Бунина «Господин из
Сан-Франциско»:
“Сухой, невысокий, неладно скроенный,
но крепко сшитый,
расчищенный до глянца
и в меру оживлённый, он сидел в золотисто-жемчужном сиянии этого
чертога за бутылкой янтарного
иоганисберга, за бокалами и бокальчиками тончайшего стекла, за кудрявым букетом
гиацинтов. Нечто монгольское было в его желтоватом лице с подстриженными серебряными
усами, золотыми
пломбами блестели его крупные зубы, старой слоновой костью — крепкая лысая
голова”.
Здесь интересно
то, что всё в изображаемом мире кажется сделанным, “скроенным”,
“сшитым”: не случайно так часто употребляются слова, называющие материалы —
золото, стекло, янтарь, серебро, жемчуг, слоновую кость. Причём эта сделанность
объединяет вещи (в широком смысле — даже электрический свет и вино в бутылке) и
человека; такие прилагательные, как “янтарный”, “золотой”, “серебряный”, теряют
в этом перечислительном ряду свою метафоричность.
Господин из
Сан-Франциско во всём подобен тем вещам, которые его окружают; за свою долгую
жизнь, потраченную на обогащение, он не только получил право ими обладать, но
стал похож на них, сам превратился в роскошную, но мёртвую вещь. Он и
существует как бы в одной плоскости с ними, включён в их круг. Характерен здесь
выбор предлога: если словосочетание “сидеть за бутылкой вина” можно ещё
трактовать в смысле “проводить время, употребляя спиртное”, то “сидеть за
бокалами и бокальчиками… за букетом…” интерпретируется только в
пространственном плане. Господин из Сан-Франциско видится нами через
вещи, за
которыми, среди
которых он и существует как равный.
Комментариев нет:
Отправить комментарий