понедельник, 9 февраля 2015 г.

"Мы": Модель-миф, Символы, Философия, Главный герой, Жанр.


Общественная позиция Е.И. Замятина ярко выражена в статье «Я боюсь», которая была написана в 1921 году. Она кончается следующими словами: “Пытающиеся строить в наше необычайное время новую культуру часто обращают взоры далеко назад: к стадиону, к театру, к играм афинского демоса. Ретроспекция правильная. Но не надо забывать, что афинский народ умел слушать не только оды: он не боялся и жестоких бичей Аристофана <…>
Я боюсь, что настоящей литературы у нас не будет, пока не перестанут смотреть на демос российский, как на ребёнка, невинность которого надо оберегать. Я боюсь, что настоящей литературы у нас не будет, пока мы не излечимся от какого-то нового католицизма, который не меньше старого опасается всякого еретического слова. А если неизлечима эта болезнь — я боюсь, что у русской литературы одно только будущее: её прошлое”.
Чуть ранее, в 1920 году, Замятин написал роман-предостережение, первый в истории литературы роман-антиутопию «Мы».

“Я хочу думать, говорить и писать о том, что будет завтра, после этого рая, потому что на этом материальном, физическом рае, с его прекрасной электрификацией, канализацией и ассенизацией, человек не остановится: настоящий человек всегда Фауст и настоящая литература, вне всяких сомнений, Мефистофель. А Мефистофель — величайший скептик мира и в то же время величайший романтик и идеалист <…> он тайно верит в способность человека достичь божественного совершенства”.

МОДЕЛЬ — МИФ

В романе создана картина прозаически упорядоченной действительности (термин Гегеля). Причём прозаическое и рационалистическое в данном случае предельно сближаются. Следует отметить, что в тоталитарном государстве, изображённом писателем, налицо мифологизация, своеобразная поэтизация разума: ratio — бог, объект поклонения.
Обратите особое внимание на символический смысл графически выделенных слов и сочетаний слов.

СИМВОЛЫ

1. <…> я не могу представить город, не одетый Зелёной Стеною (запись 3-я).
2. Но Часовая Скрижаль каждого из нас наяву превращает в стального шестиколёсного героя великой поэмы. Каждое утро, с шестиколёсной точностью, в один и тот же час и в одну и ту же минуту мы, миллионы, встаём как один. В один и тот же час единомиллионно начинаем работу — единомиллионно кончаем. И, сливаясь в единое, миллионнорукое тело, в одну и ту же, назначенную Скрижалью, секунду мы подносим ложки ко рту и в одну и ту же секунду выходим на прогулку и идём в аудиториум, в зал Тэйлоровских экзерсисов, отходим ко сну…
Буду вполне откровенен: абсолютно точного решения задачи счастья нет ещё и у нас: два раза в день — от 16 до 17 и от 21 до 22 единый мощный организм рассыпается на отдельные клетки: это установленные Скрижалью Личные Часы (запись 3-я).
3. <…> у нас есть опытный глаз Хранителей (запись 3-я).
4. Площадь Куба. Шестьдесят шесть мощных концентрических кругов: трибуны. И шестьдесят шесть рядов: тихие светильники лишь глаза, отражающие сияние небес — или, может быть, сияние Единого Государства <…>
Да, это была торжественная литургия Единому Государству, воспоминание о крестных днях-годах Двухсотлетней Войны, величественный праздник победы всех над одним, суммы над единицей…
А наверху, на Кубе, возле Машины — неподвижная, как из металла, фигура того, кого мы именуем Благодетелем. Лица отсюда, снизу, не разобрать: видно только, что оно ограничено строгими, величественными очертаниями <…> Эти тяжкие, пока ещё спокойно лежащие на коленях руки — ясно: они — каменные, и колени — еле выдерживают их вес (запись 9-я).
5. <…> в Государственной Газете сегодня читаю, что на площади Куба через два дня состоится праздник Правосудия. Стало быть, опять какой-то из нумеров нарушил ход великой Государственной Машины, опять случилось что-то непредвиденное, непредвычислимое (запись 6-я).
Рука, включая ток, опустилась <…> да, диссоциация материи, да, расщепление атомов человеческого тела. И тем не менее это всякий раз было — как чудо, это было — как знамение нечеловеческой мощи Благодетеля <…>
По старому обычаю — десять женщин увенчивали цветами ещё не высохшую от брызг юнифу Благодетеля. Величественным шагом первосвященника Он медленно спускается вниз, медленно проходит между трибун — и вслед Ему поднятые вверх нежные белые ветви женских рук и единомиллионная буря кликов <…> (запись 9-я).
6. Не смешно ли: знать садоводство, куроводство, рыбоводство… и не суметь дойти до последней ступени этой логической лестницы: детоводства. Не додуматься до наших Материнской и Отцовской Норм (запись 3-я).
Вас тщательно исследуют в лабораториях Сексуального Бюро, точно определяют содержание половых гормонов в крови — и вырабатывают для вас соответственный табель сексуальных дней. Затем вы делаете заявление, что в свои дни желаете пользоваться нумером таким-то (или таким-то), и получаете надлежащую талонную книжечку (розовую). Вот и всё (запись 5-я).
7. Единая Государственная Наука ошибаться не может (запись 3-я).
8. Как всегда, Музыкальный Завод всеми своими трубами пел Марш Единого Государства. Мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт, шли нумера — сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах, с золотыми бляхами на груди — государственный нумер каждого и каждый. И я — мы, четверо, — одна из бесчисленных волн в этом могучем потоке (запись 2-я).
9. <…> величественное целое — наш Институт Государственных Поэтов и Писателей (запись 12-я).

ФИЛОСОФИЯ

1. <…> древняя легенда о рае… Это ведь о нас, о теперь. Да! Вы вдумайтесь. Тем двум в раю — был предоставлен выбор: или счастье без свободы — или свобода без счастья; третьего не дано. Они, олухи, выбрали свободу — и что же: понятно — потом века тосковали об оковах <…> Да! Мы помогли Богу окончательно одолеть диавола — это ведь он толкнул людей нарушить запрет и вкусить пагубной свободы, он змей ехидный. А мы сапожищем на головку ему — тррах! И готово: опять рай. И мы снова простодушны, невинны, как Адам и Ева. Никакой этой путаницы о добре, зле; всё — очень просто, райски, детски просто. Благодетель, Машина, Куб, Газовый Колокол, Хранители — всё это добро, всё это — величественно, прекрасно, благородно, возвышенно, кристально-чисто (запись 11-я).
2. <…> этого Бога веками славили как Бога любви. Абсурд? Нет, наоборот: написанный кровью патент на неискоренимое благоразумие человека. Даже тогда — дикий, лохматый — он понимал: истинная, алгебраическая любовь к человечеству — непременный признак истины — её жестокость. Как у огня — непременный признак того, что он сжигает. Покажите мне нежгучий огонь? <…>
Я спрашиваю: о чём люди — с самых пелёнок — молились, мечтали, мучились? О том, чтобы кто-нибудь раз навсегда сказал им, что такое счастье, — и потом приковал их к этому счастью на цепь. Что же другое мы теперь делаем, как не это? Древняя мечта о рае… Вспомните: в раю уже не знают желаний, не знают жалости, не знают любви, там — блаженные, с оперированной фантазией (только потому и блаженные) — ангелы, рабы Божьи… (запись 36-я).
3. Я думал: как могло случиться, что древним не бросалась в глаза вся нелепость их литературы и поэзии. Огромнейшая великолепная сила художественного слова — тратилась совершенно зря. Просто смешно: всякий писал — о чём ему вздумается <…>
Наши поэты уже не витают в эмпиреях: они спустились на землю; они с нами в ногу идут под строгий механический Марш Музыкального Завода… (запись 12-я).
4. Хрустальные хроматические ступени сходящихся и расходящихся бесконечных рядов — и суммирующие аккорды формул Тэйлора, Маклорена; целотонные, квадратногрузные ходы Пифагоровых штанов; грустные мелодии затухающе-колебательного движения; переменяющиеся фраунгоферовыми линиями пауз яркие такты — спектральный анализ планет… Какое величие! Какая незыблемая закономерность! И как жалка своевольная, ничем — кроме диких фантазий — не ограниченная музыка древних… (запись 4-я).
5. И то самое, что для древних было источником бесчисленных глупейших трагедий, у нас приведено к гармонической, приятно-полезной функции организма так же, как сон, физический труд, приём пищи, дефекация и прочее. Отсюда вы видите, как великая сила логики очищает всё, чего бы она ни коснулась. О, если бы и вы, неведомые, познали эту божественную силу, если бы и вы научились идти за ней до конца (запись 5-я).
6. Но зато небо! Синее, не испорченное ни единым облаком (до чего были дикие вкусы у древних, если их поэтов могли вдохновлять эти нелепые, безалаберные, глупотолкующиеся кучи пара). Я люблю — уверен, не ошибусь, если скажу: мы любим — только такое вот, стерильное, безукоризненное небо. В такие дни видишь самую синюю глубь вещей, какие-то неведомые дотоле, изумительные их уравнения — видишь в чём-нибудь таком самом привычном, ежедневном (запись 2-я).
7. Да, да, говорю вам: бесконечности нет. Если мир бесконечен, то средняя плотность материи в нём должна быть равна нулю. А так как она не нуль — это мы знаем, — то, следовательно, Вселенная — конечна, она сферической формы и квадрат вселенского радиуса <…> Вы понимаете: всё конечно, всё просто, всё — вычислимо… (запись 39-я).

ГЕРОЙ И ЕГО СУДЬБА

Обратимся к сюжету романа. Есть основание говорить о том, что герою неадекватна его судьба (высказывание М.М. Бахтина).
Отношения Д-503 с I-330 могут быть рассмотрены в связи с художественным мотивом прозрачности–непрозрачности.
“Признак непрозрачности получает положительную авторскую оценку, превращается в ёмкий символ естества, свободы. «Непрозрачность» — синоним в антиутопиях уникальности и неподатливости души”, — справедливо замечают Р.Гальцева и И.Роднянская.
Вот почему непрозрачность — одна из повторяющихся черт внешнего и внутреннего облика I-330. За “опущенными ресницами-шторами” скрыт богатый внутренний мир героини, являющейся в отличие от большинства “нумеров” интересной и сильной личностью. Эти шторы — преграда, не пускающая в него чуждых героине людей. Не сразу получил доступ в этот мир и талантливый строитель космического корабля «Интеграл» Д-503. Да и получив его, добившись взаимности в любви к I-330, в конце не выдержал испытания на силу воли и самостоятельность мышления. В споре с Благодетелем о главной дилемме произведения “свобода или счастье?” он вновь обнаружил такое свойство своей натуры, как её проницаемость для чужого влияния… (Т.Т. Давыдова).
И тем не менее есть все основания полагать, что герою неадекватна его судьба, ибо она намного уже его человечности. В 16-й записи мы встречаемся с таким определением души: “Плоскость стала объёмом, телом, миром, и это внутри зеркала — внутри вас — солнце, и вихрь от винта аэро, и ваши дрожащие губы, и ещё чьи-то. И понимаете: холодное зеркало отражает, отбрасывает, а это — впитывает, и от всего след — навеки. Однажды еле заметная морщинка у кого-то на лице — и она уже навсегда в вас; однажды вы услышали: в тишине упала капля — и вы слышите сейчас…” Пробуждение души — знак высшего начала в нём, а если это пробуждение оказалось возможным, то он, несмотря ни на что, достоин другой судьбы.
Проследим изменения в речи Д-503. 
Читая первые записи, обращаешь внимание на образность речи главного героя, которая помогает ему в выражении своего восторженного отношения к жизни, где торжествуют рационализм, бездушие, то есть проза в философском смысле этого слова. Ситуация парадоксальная, по сути своей ужасная, так как она свидетельствует об отсутствии у человека подлинных нравственных ориентиров, резком смещении в сознании представлений о том, что есть низменное и что есть возвышенное. Но необходимо отметить следующее: “поэзия” Д-503 представляет собой концентрацию речевых штампов, которыми часто отмечена художественная речь. Та же её особенность, которая, конечно, бросается в глаза читателю (сочетание “поэтизмов” с научной терминологией), несомненно, примета литературных произведений, созданных по законам, определённым Институтом Государственных Поэтов и Писателей: “Тяжкий, каменный, как судьба, Благодетель обошёл Машину кругом, положил на рычаг огромную руку… Ни шороха, ни дыхания: все глаза — на этой руке. Какой это, должно быть, огненный, захватывающий вихрь — быть орудием, быть равнодействующей сотен тысяч вольт. Какой великий удел!”
Кстати, о действии в этом государстве принципа подмены понятий свидетельствует и такая деталь: “Так, розовый — всегда был символом материнства и детства — и вот именно в розовый цвет окрашены билетики, выдаваемые на разовую любовь. Голубой — цвет неба, и именно в голубые комбинезоны одеты люди-нумера Единого Государства, а их номерные бляхи сияют золотом…” (И.Шайтанов).
Но речь героя существенным образом изменяется после его знакомства с I-330. Суть этих изменений очень точно фиксирует В.А. Туниманов: “Отсюда и необычный, стремительный ритм романа, санкционированные постоянные перебои и «срывы» — стилистические и жанровые — фантастическая аритмичная, синкопированная проза XX века…”
Финал роман знаменует собой возвращение героя к исходному состоянию — и читателю раскрываются все “достоинства” предельно логизированной речи, не знающей эмоциональных срывов: “Откладывать нельзя — потому что в западных кварталах — всё ещё хаос, рёв, трупы, звери и — к сожалению — значительное количество нумеров, изменивших разуму”.
Задание
Приведите из текста романа примеры, которыми можно проиллюстрировать тезисы, представленные в этом разделе.

ЖАНР АНТИУТОПИИ

Почему Замятин, в отличие от английского писателя Д.Оруэлла, роман которого «1984» появился несколько десятилетий спустя, не показал утопическую действительность бедной с материальной точки зрения? А.Кашин так отвечает на этот вопрос: “Оруэлл, беря за образец сегодняшнюю коммунистическую действительность, рисует тоталитарное государство, не способное выполнить ни одно из своих обещаний. В этом государстве царят нищета, голод, лишения. Оно всё берёт и ничего не даёт. Это — политика. У Замятина другое. Замятин идёт путём Достоевского. Пусть всё построено и всё идеально, и все обещания выполнены, что тогда? Потому его проникновение значительно глубже. Не выходит, не выходит, а вдруг да выйдет! Вдруг заработает по-настоящему промышленность, вдруг в мире, полностью оккупированном, скажем, коммунизмом, воцарится благорастворение воздухов и потекут реки мёда и молока. Что тогда? Сможет ли человек за эти дешёвые, земные блаженства продать свою свободу (хотя бы только потенциальную)? Согласится ли он на это? Оруэлл такого вопроса не ставит, Замятин на него отвечает: нет, не согласится”.
Думается, этому высказыванию не противоречит и следующее высказывание самого Замятина: “Я хочу думать, говорить и писать о том, что будет завтра, после этого рая, потому что на этом материальном, физическом рае, с его прекрасной электрификацией, канализацией и ассенизацией, человек не остановится: настоящий человек всегда Фауст и настоящая литература, вне всяких сомнений, Мефистофель. А Мефистофель — величайший скептик мира и в то же времяройвеличайший романтик и идеалист <…> он тайно верит в способность человека достичь божественного совершенства”.
Задания
1. Можно ли согласиться со следующим утверждением Т.Т. Давыдовой: “Но, подобно утопистам, писатель мечтал о создании совершенного, гармоничного человека, который может появиться при условии, что в его личности органично переплетутся естественно-почвенное и рациональное”? На этапе подготовки ответа на вопрос вам помогут размышления самого Д-503 о “лесных людях” и “нумерах”: “Кто они? Половина, какую мы потеряли, Н2 и О — ручьи, моря, водопады, валы, бури — нужно, чтобы половины соединились…”
2. Дополните в письменной форме характеристику жанра антиутопии, данную А.Зверевым (эта характеристика может быть более точной и полной, если вы прочитаете следующие произведения этого жанра: «Чевенгур» А.П. Платонова, «Приглашение на казнь» В.В. Набокова, «О дивный новый мир» О.Хаксли, «1984» и «Animal Farm» (существуют разные варианты перевода — «Скотный двор», «Ферма животных») Джорджа Оруэлла: “Творцы великих утопий прошлого <…> подразумевали такое состояние вещей, которого общество, быть может, достигнет лишь в очень отдалённом будущем. Антиутопии XX века родились не из теоретических размышлений о вероятном, но из наблюдения над текущим, над историей, ломавшейся круто и драматически. <…> А рядом с ними растёт литература, подвергшая строгой проверке те идеи земного рая, которые обладали особой устойчивостью «в сознательном развитии человечества», и сопоставившая их с реальностью. Результат этой проверки нередко выглядит поистине фантастичным”.
Мстислав Исаакович ШУТАН ,
заведующий кафедрой филологии в нижегородской гимназии № 13; кандидат филологических наук, заслуженный учитель РФ

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Архив блога