Исходный текст
(1)Нежность — самый кроткий, робкий, божественный лик любви.(2)Любовь-страсть
— всегда с оглядкой на себя. (3)Она хочет покорить, обольстить, она хочет
нравиться, она охорашивается, подбоченивается, мерит, всё время боится
упустить потерянное. (4)Любовь-нежность всё отдаёт, и нет ей предела.
(5)И никогда она на себя не оглянется, потому что «не ищет своего».
(6)Только она одна и не ищет. (7)Но не надо думать, что чувство нежности принижает человека. (8)Наоборот. (9)Нежность идёт сверху, она заботится о любимом, охраняет, опекает его. (10)А ведь опекать и охранять можно только существо беззащитное, нуждающееся в опеке, поэтому слова нежности — слова уменьшительные, идущие от сильного к слабому.
(6)Только она одна и не ищет. (7)Но не надо думать, что чувство нежности принижает человека. (8)Наоборот. (9)Нежность идёт сверху, она заботится о любимом, охраняет, опекает его. (10)А ведь опекать и охранять можно только существо беззащитное, нуждающееся в опеке, поэтому слова нежности — слова уменьшительные, идущие от сильного к слабому.
(11)Нежность
встречается редко и всё реже. (12)Современная жизнь трудна и сложна.
(13)Современный человек и в любви стремится прежде всего утвердить
свою личность. (14)Любовь — единоборство.
—
(15)Ага! (16)Любить? (17)Ну ладно же. (18)Засучили рукава, расправили
плечи — ну-ка, кто кого?
(19)До
нежности ли тут? (20)И кого беречь, кого жалеть — все молодцы и герои.
(21)Кто познал нежность — тот отмечен.
(22)В
представлении многих нежность рисуется непременно в виде кроткой
женщины, склонившейся к изголовью. (23)Нет, не там нужно искать нежность.
(24)Я видела её иначе: в обликах совсем не поэтических, в простых,
даже забавных.
(25)Мы
жили в санатории под Парижем. (26)Гуляли, ели, слушали радио, играли
в бридж, сплетничали. (27)Настоящий больной был только один — злющий
старик, поправлявшийся от тифа.
(28)Старик
часто сидел на террасе в шезлонге, обложенный подушками, укутанный
пледами, бледный, бородатый, всегда молчал и, если кто проходил мимо,
отворачивался и закрывал глаза. (29)Вокруг старика, как трепетная
птица, вилась его жена. (30)Женщина немолодая, сухая, лёгкая, с увядшим
лицом и тревожно-счастливыми глазами. (31)И никогда она не сидела
спокойно. (32)Всё что-то поправляла около своего больного. (33)То переворачивала
газету, то взбивала подушку, то подтыкала плед, то бежала греть молоко,
то капала лекарство. (34)Все эти услуги старик принимал с явным отвращением.
(35)Каждое утро с газетой в руках она носилась от столика к столику,
приветливо со всеми беседовала и спрашивала:
—
Вот, может быть, вы мне поможете? (36)Вот здесь кроссворд: «Что бывает в
жилом доме?». (37)Четыре буквы. (38)Я записываю на бумажке, чтобы помочь
Сергею Сергеевичу. (39)Он всегда решает кроссворды, и, если затрудняется,
я ему прихожу на помощь. (40)Ведь это единственное его развлечение.
(41)Больные ведь как дети. (42)Я так рада, что хоть это его забавляет.
(43)Её
жалели и относились к ней с большой симпатией.
(44)И
вот как-то он выполз на террасу раньше обычного. (45)Она долго усаживала
его, укрывала пледами, подкладывала подушки. (46)Он морщился и сердито
отталкивал её руку, если она не сразу угадывала его желания.
(47)Она,
радостно поёживаясь, схватила газету.
—
(48)Вот, Серёженька, сегодня, кажется, очень интересный кроссворд.
(49)Он
вдруг приподнял голову, выкатил злые жёлтые глаза и весь затрясся.
—
(50)Убирайся ты наконец к чёрту со своими идиотскими кроссвордами!
— бешено зашипел он.
(51)Она
побледнела и вся как-то опустилась.
—
(52)Но ведь ты же... — растерянно лепетала она. — (53)Ведь ты же всегда
интересовался...
—
(54)Никогда я не интересовался! — всё трясся и шипел он, со звериным
наслаждением глядя на её бледное, отчаянное лицо. — (55)Никогда!
(56)Это ты лезла с упорством дегенератки, каковая ты и есть!
(57)Она
ничего не ответила. (58)Она только с трудом проглотила воздух, крепко
прижала руки к груди и огляделась кругом с такой болью и с таким отчаянием,
точно искала помощи. (59)Но кто же может отнестись
серьёзно
к такому смешному и глупому горю? (60)Только маленький мальчик, сидевший
за соседним столиком и видевший эту сцену, вдруг зажмурился и горько-горько
заплакал.
(по Н. А. Тэффи*)
*
Надежда Александровна Тэффи (1872—1952) — русская писательница, поэтесса,
мемуарист и переводчик.
Сочинение
В тексте Тэффи о
нежности как об одном из редких в ХХ веке ликов любви ставится вопрос о месте
любви-нежности в современном мире.
В первой половине
текста писательница дает определение любви-нежности, сравнивая ее с
любовью-страстью, и приходит к выводу, что в современном ей мире такая всё
отдающая и себя забывающая любовь-нежность встречается всё реже и реже: «(21)Кто
познал нежность — тот отмечен», -подытоживает свои размышления Тэффи.
Во второй половине
текста Тэффи приводит пример любви-нежности в современном ей мире ХХ века.
Писательница рассказывает, что в санатории под Парижем она была свидетельницей трогательной
заботы немолодой женщины «с увядшим лицом и тревожно-счастливыми глазами»
о муже, единственном настоящем больном в санатории, который, «если кто проходил
мимо, отворачивался и закрывал глаза». Женщина, «как трепетная птица,
вилась» вокруг мужа, а больной старик с явным отвращением принимал ее заботы.
«Её жалели и относились
к ней с большой симпатией», - подчёркивает писательница. Особенно
трогательным Тэффи кажется, как эта женщина «каждое утро с газетой в руках …
носилась от столика к столику, приветливо со всеми беседовала» и записывала
ответы на вопросы кроссворда: «Ведь это единственное его развлечение», «я
так рада, что хоть это его забавляет», - оправдывалась нежная жена.
В финале текста
Тэффи описывает, как все отдыхающие стали свидетелями некрасивой сцены:
оказалось, что старик вовсе не любил разгадывать кроссворды. «— (54)Никогда
я не интересовался! — всё трясся и шипел он, со звериным наслаждением
глядя на её бледное, отчаянное лицо. — (55)Никогда! (56)Это ты лезла с
упорством дегенератки, каковая ты и есть!». Женщина ничего не ответила,
только «огляделась кругом с такой болью и с таким отчаянием, точно искала
помощи», - заканчивает свой рассказ
Тэффи.
«(59)Но кто же
может отнестись серьёзно к такому смешному и глупому горю?» -
спрашивает писательница. И сама же отвечает: «Только маленький мальчик, сидевший
за соседним столиком и видевший эту сцену». Так звучит последнее
предложение предложенного для анализа текста русской писательницы, поэтессы,
мемуаристки и переводчицы, Надежды Александровны Тэффи.
Таким образом,
можно сказать, что на вопрос, каково место любви-нежности в современном ей
мире, Тэффи отвечает, что в современном мире ХХ века такой любви-нежности нет
места. Думаю, такой финал означает, что Тэффи считает, что в современном ей
мире проявления любви-нежности измельчали, превратились в свою
противоположность: нежность женщины к мужу обернулась ежедневной его
экзекуцией, как извинения Червякова в чеховской «Смерти чиновника». Однако в то
же время Тэффи не может утверждать это наверняка, потому что всё же маленький
мальчик «вдруг зажмурился и горько-горько заплакал».
Поскольку
авторская позиция не высказана прямо, могу согласится с тем, что людям ХХ века,
вероятно, было свойственно высокомерно и иронично относится к семейно-бытовым
проявлениям человеческих чувств, однако это не означает, что любви совсем нет.
Просто в ХХ веке, после Чехова, стал наконец интересен сам человек, просто
человек. И, какой бы он ни был, о нём все же стоит хотя бы поплакать.
О чём бы ни говорило искусство, оно всегда говорит о любви. Или о её
отсутствии, о тоске по ней, или о её разнообразных проявлениях-ликах.
В тексте Тэффи о нежности как об одном из редких в
ХХ веке ликов любви ставится вопрос о месте любви-нежности в современном мире.
Есть ли ей место среди мира утверждающих свою личность современных людей? Нужна
ли она им? Не устарела ли заповедь «возлюбить ближнего»?
Человеку
присуща и нежность, и страсть, и слабость, и сила, а это понятия явно
контрастные. Начиная свой рассказ с рассуждения о любви-нежности и любви-страсти,
писательница отдаёт предпочтение первой, видя в ней черты истинной любви, говорит
словами апостола Павла, что любовь-нежность «не ищет своего». В мире сильных
людей, каковым был мир конца 19 – начала 20 века, все традиционные,
христианские ценности подвергаются сомнению, нивелируются. Маяковский предлагал
«сбросить Пушкина с корабля современности», а Горький искал нового, сильного
героя, которому жалость не нужна, ибо она «религия рабов и хозяев». Казалось бы,
в мире сильных людей, где «все молодцы и герои», нежности не встретить. У Тэффи
иной взгляд на эту проблему. Она снижает заданный в начале рассказа возвышенный
пафос ради того, чтобы рассказать, что в поисках этой истинной любви-нежности
не надо ходить далеко, обращаться в ушедшее прошлое или возноситься высоко: она
здесь, рядом, «в обликах совсем не поэтических, в простых, даже забавных».
Тэффи повествует о случае в санатории, где ухаживающая за «злющим стариком,
поправлявшимся от тифа», женщина вызывает всеобщее участие, сочувствие и
симпатию своей неустанной нежной, но суетливой заботой о муже. Казалось бы,
женщина выглядит жалкой и глупой, когда вдруг выясняется, что все её старания «развлечь»
мужа якобы любимым им разгадыванием кроссвордов были бессмысленны и только
раздражали старика, о чём он внезапно, грубо и жестоко при всех сообщил ей, «со
звериным наслаждением» глядя на её растерянность и отчаяние. Но «маленький
мальчик, сидевший за соседним столиком и видевший эту сцену, вдруг за-жмурился
и горько-горько заплакал», и эти слёзы говорят о том, что безобразна и жалка
мстительная жестокость больного старика, а нежность его жены прекрасна в своей
беззащитности и безответности, потому что это «самый кроткий, робкий,
божественный лик любви». Об этой любви плачет мальчик.
Таким образом, своим словом в
защиту нежности Тэффи ясно даёт понять: со времён апостола Павла ничего не изменилось.
Истинная любовь жертвенна, беззащитна и прекрасна. Как всё истинное, она дана
не каждому, но в истинности её нельзя усомниться. И без неё плохо.
Я согласна с автором. Истинная любовь неотделима от
нежности. Нежность поддержит слабого, укрепит сильного. Не думаю, что
непременно сила человека соседствует со страстью в любви и исключает нежность.
Сильный и сам готов делиться нежностью, и нуждается в ней. В пушкинском
стихотворении «Я Вас любил…» нежность, с которой лирический герой любил героиню-адресата
своего послания, соседствует с силой: только сильный человек не будет
проклинать не разделившую его чувство возлюбленную и мстить ей. Но нежность
ценна и сама по себе, нет смысла взвешивать её на весах и сравнивать с прочими
достоинствами человека. Так, например, поступает Ольга Ильинская в романе
Гончарова «Обломов»: ей мало нежности Ильи Ильича, ей нужен деятельный,
целеустремлённый, сильный герой и молодец Штольц. И дай Бог ей счастья, но
зачем же злиться и мстительно бросать в лицо не оправдавшему надежд
возлюбленному упрёки, подобно старику из рассказа Тэффи! В том эпизоде романа
Ольга, теряя-прогоняя Обломова, теряет многое в глазах читателя. И так же
многое приобретает в глазах автора и читателя другая героиня того же романа,
Агафья Матвеева Пшеницына, когда раскрывается во всей полноте своей любви-нежности
к Обломову, приобретая смысл жизни. Нежность можно обидеть грубостью, но нельзя
истребить, «нежным даётся радость, грубым даётся печаль». Нежность – это суть, грубость
и сила – видимость.
В конце
концов каждый приходит к этому. И Тэффи в 20 веке напоминает о неизбежности
нежности. Вспомним об этом и в 21 веке и поищем её вокруг и в себе самих.
В первый раз читаю достойный анализ сложного, даже провокационного рассказа Тэффи. Нежность не должна быть навязчивой, но во всех сочинениях только и видишь, что сочувствие к даме-бактериологу, ставящей эксперимент на собственном муже, и осуждение старика, которому просто хочется покоя. Здесь приведено иное мнение. Спасибо!
ОтветитьУдалить