Тема традиционна, возникает как продолжение пушкинской традиции. В центре - мысль об избранности, об особом пути поэта, о его трагической судьбе. Важнейшие мотивы и образы здесь - поэт и толпа, назначение творчества, свобода, поэт и эпоха, вдохновение, одиночество.
1832 - «Я жить хочу! Хочу печали...»
Жизнь поэта без страданий, как океан без бури, - это не жизнь. Поэтическое творчество - жизнь «ценою муки», а награда - земная слава и способность слышать «звуки неба». Любовь, счастье, спокойствие - не тот желанный удел, которого ищет лирический герой; настоящая жизнь для него проникнута печалью и невозможна без страданий.1837 - «Смерть Поэта»
Распространялось в списках, не было опубликовано до 1858 года. Сначала была написана первая часть, затем в ответ на клеветнические толки о Пушкине и попытки оправдать Дантеса - последние 16 строк, которые оказались более резкими по тематике и пафосу. Они послужили основанием для ареста и ссылки на Кавказ в действующую армию. Эти стихи были громким дебютом, они принесли автору широкую известность - и литературную, и общественную.
По жанру - сочетание признаков оды («На смерть ...»), скорбной элегии, эпитафии, надгробного слова и гражданской инвективы, обличительного памфлета, высокой сатиры.
По настроению - богатство интонаций (негодование, презрение, грусть, элегическая скорбь, размышление, страсть, сарказм, горечь, гнев проклятий) По способу отражения мира - это и попытка создать нечто вроде исторического документа, посвященного гибели конкретного человека, и аллегория, ибо в названии - «Смерть Поэта», кроме того, ни разу не названы в тексте ни Пушкин, ни Дантес, ни кто бы то ни было другой из современников, то есть ситуация берется в предельном обобщении, Поэт - не только Пушкин, но и Поэт вообще, и в более широком смысле - выразитель человеческого достоинства, чести, «Свободы, Гения и Славы», мученик; а убийца - жалкое орудие ничтожной завистливой светской толпы, черни.
По жанру - сочетание признаков оды («На смерть ...»), скорбной элегии, эпитафии, надгробного слова и гражданской инвективы, обличительного памфлета, высокой сатиры.
По настроению - богатство интонаций (негодование, презрение, грусть, элегическая скорбь, размышление, страсть, сарказм, горечь, гнев проклятий) По способу отражения мира - это и попытка создать нечто вроде исторического документа, посвященного гибели конкретного человека, и аллегория, ибо в названии - «Смерть Поэта», кроме того, ни разу не названы в тексте ни Пушкин, ни Дантес, ни кто бы то ни было другой из современников, то есть ситуация берется в предельном обобщении, Поэт - не только Пушкин, но и Поэт вообще, и в более широком смысле - выразитель человеческого достоинства, чести, «Свободы, Гения и Славы», мученик; а убийца - жалкое орудие ничтожной завистливой светской толпы, черни.
Композиционно выделяется 3 части.
1. Образ Поэта (отмечены гениальность, свободолюбие и смелость, вольное
сердце и пламенные страсти, чувство собственного достоинства,
независимость, непонятость и одиночество, благородство, мудрость, знание людей, простодушная доверчивость по отношению к врагам, тяжесть перенесенных физических и нравственных страданий) и история его гибели глазами Лермонтова. Это не просто гибель, а убийство. Рассуждения об историческом смысле трагедии. За образом убийцы встает более значимый образ всех врагов и гонителей «свободного, смелого дара» (нарисованы как палачи, как жадная толпа у трона, как наперсники разврата; отмечаются завистливость, клеветничество, ничтожность, невежество).
2. Другая интонация, другая стилистика - надгробной элегии. Здесь больше личного чувства любви и боли, эта часть наиболее лирична. Рисуется яркий поэтический облик Пушкина, здесь отзвуки пушкинских тем и образов. Муки поэта перед гибелью символически уподобляются мукам Христа перед казнью. Важен образ тернового венца (ассоциации с образом Христа), увитого лаврами (ассоциация с образом Аполлона), -символика гонений под маской восхвалений и почестей.
3. Обличительный пафос политического памфлета. Адресатами оказываются люди, приближенные ко двору. Усложненный прерывающийся синтаксис, острая афористичность, гневный пафос. Обвинения вырастают в проклятия. Тема возмездия, суда (высший суд - Божий суд, суд Истории)
Среди наиболее ярких художественных средств следует отметить яркость метафор и эпитетов, использование анафоры. Стихи написаны высоким стилем, они демонстративно публицистичны (ораторская интонация, множество обращений, риторических вопросов, восклицаний).
1. Образ Поэта (отмечены гениальность, свободолюбие и смелость, вольное
сердце и пламенные страсти, чувство собственного достоинства,
независимость, непонятость и одиночество, благородство, мудрость, знание людей, простодушная доверчивость по отношению к врагам, тяжесть перенесенных физических и нравственных страданий) и история его гибели глазами Лермонтова. Это не просто гибель, а убийство. Рассуждения об историческом смысле трагедии. За образом убийцы встает более значимый образ всех врагов и гонителей «свободного, смелого дара» (нарисованы как палачи, как жадная толпа у трона, как наперсники разврата; отмечаются завистливость, клеветничество, ничтожность, невежество).
2. Другая интонация, другая стилистика - надгробной элегии. Здесь больше личного чувства любви и боли, эта часть наиболее лирична. Рисуется яркий поэтический облик Пушкина, здесь отзвуки пушкинских тем и образов. Муки поэта перед гибелью символически уподобляются мукам Христа перед казнью. Важен образ тернового венца (ассоциации с образом Христа), увитого лаврами (ассоциация с образом Аполлона), -символика гонений под маской восхвалений и почестей.
3. Обличительный пафос политического памфлета. Адресатами оказываются люди, приближенные ко двору. Усложненный прерывающийся синтаксис, острая афористичность, гневный пафос. Обвинения вырастают в проклятия. Тема возмездия, суда (высший суд - Божий суд, суд Истории)
Среди наиболее ярких художественных средств следует отметить яркость метафор и эпитетов, использование анафоры. Стихи написаны высоким стилем, они демонстративно публицистичны (ораторская интонация, множество обращений, риторических вопросов, восклицаний).
1838 - «Поэт»
Стихотворение о смысле и назначении поэзии, о месте поэта в обществе. В основе текста композиционный прием сравнения. Первая часть -аллегорическое описание воинского кинжала, его в прошлом славной судьбы и бессмысленного настоящего, когда он превратился в бесполезную дорогую золотую игрушку. Этот кинжал напоминает автору об участи поэта в современном обществе. Вторая часть - памфлет, посвященный современности, когда поэзия утратила свою некогда значимую социальную роль, превратившись в салонное развлечение, «золотую игрушку». В стихотворении аллегорически изображается кризис современной поэзии, объясняемый социальной апатией. Характерно, что себя Лермонтов не отождествляет с таким «поэтом», а, напротив, обращается к нему с гневной филиппикой. Обличением-отповедью, призывая его «проснуться» и сновавернуть себе «достоинство пророка». В стихотворении звучит и мысль о том, что настоящее искусство чуждается «богатой резьбы», и уверенность в том, что развлекательная поэзия никого, в сущности, утешить не может, и понимание того, что никакие «румяна» не помогут скрыть истину и «морщины века». Гимн активной гражданской литературной позиции, беспощадная оценка светской черни, которая тешится блестками и обманом. Аналогия поэзии и оружия. Понимание того, что литература в любую эпоху является мощным средством воздействия на читателей, средством формирования общественной позиции.
евангельским рассказом апостола Павла («Я был в трудах, безмерно в ранах, более в темнице и многократно при смерти ... меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, много раз был в путешествиях, в опасностях ... в труде и изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и наготе»). Павел, тринадцатый апостол, бывший гонитель христиан, имя которого было Савл и которому явился в сиянии сам Господь - и тогда умер Савл и родился Павел - для того, чтобы повернуть историю человечества на другой путь. Став апостолом, он совершил три тяжелейших миссионерских похода, Евангелием и крестом покорял людей. Важно, что стихи являются своеобразным откликом на пушкинские, ибо Лермонтов начинает их с того, на чем заканчивает одноименное стихотворение Пушкин. Лермонтовские стихи трагичнее, безысходнее. Образ Пророка - гонимый, непонятый, «худ и бледен», в рубище, нищий, его слышит лишь природа; он несет в мир ученье любви, правды, но встречает лишь насмешки и гонения. Общее с пушкинским
1840 - «Есть речи - значенье...»
Стихотворение посвящено «слову, рожденному из пламя и света». Его судьба трагична и высока. «Средь мирского шума» оно затеряно и безответно, но в храме и средь боя оно может и должно быть услышано. Апелляция к чувству, а не к разуму. Искусство воздействует на душу в большей степени, чем на сознание.1841 - «Пророк»
Судьба христианского пророка осмыслена Лермонтовым в связи севангельским рассказом апостола Павла («Я был в трудах, безмерно в ранах, более в темнице и многократно при смерти ... меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, много раз был в путешествиях, в опасностях ... в труде и изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и наготе»). Павел, тринадцатый апостол, бывший гонитель христиан, имя которого было Савл и которому явился в сиянии сам Господь - и тогда умер Савл и родился Павел - для того, чтобы повернуть историю человечества на другой путь. Став апостолом, он совершил три тяжелейших миссионерских похода, Евангелием и крестом покорял людей. Важно, что стихи являются своеобразным откликом на пушкинские, ибо Лермонтов начинает их с того, на чем заканчивает одноименное стихотворение Пушкин. Лермонтовские стихи трагичнее, безысходнее. Образ Пророка - гонимый, непонятый, «худ и бледен», в рубище, нищий, его слышит лишь природа; он несет в мир ученье любви, правды, но встречает лишь насмешки и гонения. Общее с пушкинским
Пророком - божественное происхождение дара, миссия на земле («бог гласит его устами»), «всеведенье». История пророка дана от первого лица.
Груз насмешек самолюбивой пошлости, не способной понять высокого,
аскетического инакомыслия, а способной лишь презирать его, - такова судьба Божьего избранника в изображении Лермонтова.
Есть речи — значенье
Темно иль ничтожно,
Но им без волненья
Внимать невозможно.
Как полны их звуки
Безумством желанья!
В них слезы разлуки,
В них трепет свиданья.
Не встретит ответа
Средь шума мирского
Из пламя и света
Рожденное слово;
Но в храме, средь боя
И где я ни буду,
Услышав, его я
Узнаю повсюду.
Не кончив молитвы,
На звук тот отвечу
И брошусь из битвы
Ему я навстречу.
ПРОРОК
С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.
Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.
Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне я живу,
Как птицы, даром божьей пищи;
Завет предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.
Когда же через шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:
«Смотрите: вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами.
Глупец, хотел уверить нас,
Что бог гласит его устами!
Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!»
поэт
Груз насмешек самолюбивой пошлости, не способной понять высокого,
аскетического инакомыслия, а способной лишь презирать его, - такова судьба Божьего избранника в изображении Лермонтова.
Темно иль ничтожно,
Но им без волненья
Внимать невозможно.
Как полны их звуки
Безумством желанья!
В них слезы разлуки,
В них трепет свиданья.
Не встретит ответа
Средь шума мирского
Из пламя и света
Рожденное слово;
Но в храме, средь боя
И где я ни буду,
Услышав, его я
Узнаю повсюду.
Не кончив молитвы,
На звук тот отвечу
И брошусь из битвы
Ему я навстречу.
ПРОРОК
С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.
Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.
Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне я живу,
Как птицы, даром божьей пищи;
Завет предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.
Когда же через шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:
«Смотрите: вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами.
Глупец, хотел уверить нас,
Что бог гласит его устами!
Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!»
поэт
Отделкой золотой блистает мой кинжал;
Клинок надежный, без порока;
Булат его хранит таинственный закал —
Наследье бранного востока.
Наезднику в горах служил он много лет,
Не зная платы за услугу;
Не по одной груди провел он страшный след
И не одну прорвал кольчугу.
Забавы он делил послушнее раба, .
Звенел в ответ речам обидным.
В те дни была б ему богатая резьба
Нарядом чуждым и постыдным.
Он взят за Тереком отважным казаком
На хладном трупе господина,
И долго он лежал заброшенный потом
В походной лавке армянина.
Теперь родных ножон, избитых на войне,
Лишен героя спутник бедный,
Игрушкой золотой он блещет на стене —
Увы, бесславный и безвредный!
Никто привычною, заботливой рукой
Его не чистит, не ласкает,
И надписи его, молясь перед зарей,
Никто с усердьем не читает...
В наш век изнеженный не так ли ты, поэт,
Свое утратил назначенье,
На злато променяв ту власть, которой свет .
Внимал в немом благоговенье?
Бывало, мерный звук твоих могучих слов
Воспламенял бойца для битвы,
Он нужен был толпе, как чаша для пиров,
Как фимиам в часы молитвы.
Твой стих, как божий дух, носился над толпой
И, отзыв мыслей благородных,
Звучал, как колокол на башне вечевой
Во дни торжеств и бед народных.
Но скучен нам простой и гордый твой язык,
Нас тешат блёстки и обманы;
Как ветхая краса, наш ветхий мир привык
Морщины прятать под румяны...
Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк!
Иль никогда, на голос мщенья,
Из золотых ножон не вырвешь свой клинок,
Покрытый ржавчиной презренья?..
поэзии
Я жить хочу! хочу печали
Любви и счастию назло;
Они мой ум избаловали
И слишком сгладили чело.
Пора, пора насмешкам света
Прогнать спокойствия туман;
Что без страданий жизнь поэта?
И что без бури океан?
Он хочет жить ценою муки,
Ценой томительных забот.
Он покупает неба звуки,
Он даром славы не берет.
Клинок надежный, без порока;
Булат его хранит таинственный закал —
Наследье бранного востока.
Наезднику в горах служил он много лет,
Не зная платы за услугу;
Не по одной груди провел он страшный след
И не одну прорвал кольчугу.
Забавы он делил послушнее раба, .
Звенел в ответ речам обидным.
В те дни была б ему богатая резьба
Нарядом чуждым и постыдным.
Он взят за Тереком отважным казаком
На хладном трупе господина,
И долго он лежал заброшенный потом
В походной лавке армянина.
Теперь родных ножон, избитых на войне,
Лишен героя спутник бедный,
Игрушкой золотой он блещет на стене —
Увы, бесславный и безвредный!
Никто привычною, заботливой рукой
Его не чистит, не ласкает,
И надписи его, молясь перед зарей,
Никто с усердьем не читает...
В наш век изнеженный не так ли ты, поэт,
Свое утратил назначенье,
На злато променяв ту власть, которой свет .
Внимал в немом благоговенье?
Бывало, мерный звук твоих могучих слов
Воспламенял бойца для битвы,
Он нужен был толпе, как чаша для пиров,
Как фимиам в часы молитвы.
Твой стих, как божий дух, носился над толпой
И, отзыв мыслей благородных,
Звучал, как колокол на башне вечевой
Во дни торжеств и бед народных.
Но скучен нам простой и гордый твой язык,
Нас тешат блёстки и обманы;
Как ветхая краса, наш ветхий мир привык
Морщины прятать под румяны...
Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк!
Иль никогда, на голос мщенья,
Из золотых ножон не вырвешь свой клинок,
Покрытый ржавчиной презренья?..
поэзии
Я жить хочу! хочу печали
Любви и счастию назло;
Они мой ум избаловали
И слишком сгладили чело.
Пора, пора насмешкам света
Прогнать спокойствия туман;
Что без страданий жизнь поэта?
И что без бури океан?
Он хочет жить ценою муки,
Ценой томительных забот.
Он покупает неба звуки,
Он даром славы не берет.
Комментариев нет:
Отправить комментарий