понедельник, 26 декабря 2016 г.

АРЗАМАС: 5 новых книг о литературе 5 АПРЕЛЯ 2016 ЛИТЕРАТУРА

5 новых книг о литературе

Шаламов о структурализме, Седакова о поэзии, Ортега-и-Гассет о Дон Кихоте — и другие недавно изданные сборники эссе о литературе, которые рекомендуют сотрудники книжного магазина «Порядок слов»

Варлам Шаламов. «Всё или ничего. Эссе о поэзии и прозе». Издательство «Лимбус-пресс». СПб., 2016

Литературные эссе Варлама Шаламова, впервые вышедшие отдельным томом, способны полностью поменять его образ в читательском сознании. Худой измученный человек в шапке-ушанке (полжизни лагерей, небольшой томик пронзительной лагерной прозы и психоневрологический интернат в финале) вдруг поправляет галстук, оказываясь интеллектуалом, эрудитом, блестящим литературоведом, иронич­ным критиком. Проведя многие годы в полной изоляции от культурного пространства, Шаламов удивительным образом выходит в авангард литератур­ных споров своего времени: он рассуж­дает об антиутопии Хаксли, ссылается на французских сюрреалистов, продолжает идеи Якобсона и разбирается в структурализме.
Вернувшись из лагеря, Шаламов был крайне недоволен состоянием современного литературоведения, особенно науки о стихах: не понимал, почему в стиховедении не введено и не разработано такое важное понятие, как поэтическая интонация, которая позволяет отличить стихи от не-стихов. Классическим примером «интонационного плагиата» Шаламов, например, считал «Реквием» Ахматовой, объявленный Чуковским ее главным вкладом в русскую поэзию, но написанный в интонациях раннего Кузмина. Большой блок работ по теории стихосложения, над которыми Шаламов трудился несколько лет, так и остался до сих пор невостребованным.
Впрочем, самое неожиданное в книге — затерявшаяся где-то в разделе теории прозы авторецензия «Моя проза». Превратив свой человеческий лагерный опыт в опыт литературный, Шаламов делает следующий шаг — он подвергает собственные произведения и собственный творческий метод отстраненному литературоведческому анализу. В Шаламова-писателя, который смотрит на Шаламова-лагерника, вглядывается Шаламов-литературовед. В риторике немецкого философа Теодора Адорно это можно было бы назвать «литературоведением после Освенцима».

Умберто Эко. «О литературе». Издательство Corpus. М., 2016

Новейший переводной сборник крестного отца семиотики — собрание разных текстов, написанных и прочитанных «по случаю», вдохновленных темой того или иного конгресса, симпозиума, встречи. Все тезисы, доклады, выступления безраздельно посвящены одному главному предмету — литературе — и представляют собой своеобразный гид по любимым темам Умберто Эко: символам («я знаю, что любое мое утверждение на этот счет будет тотчас же опровергнуто»), теории стилей («семиотика искусства — не что иное, как поиск и обнажение стилистических махинаций»), Данте, Аристотелю, Нервалю, Джойсу и так далее. А, например, в эссе о Борхесе и взаимовлияниях в литературе Эко пишет о том, что был одним из первых обладателей его напечатанной всего в 500 экземплярах и нераспроданной «Вавилонской библиотеки»; он ходил к друзьям и читал им отрывки из «Пьера Менара, автора „Дон Кихота“» вслух. 
Закрывается книга блестящим самоироничным эссе об истоках творческой жизни Умберто Эко — «Как я пишу». Здесь Эко признается, что к первым детским романам вначале рисовал картинки, которые и определяли будущее содержание произведения, и даже подумывал о том, чтобы перейти на комиксы; что в средней школе освоил жанр юмористических скетчей, а в лицее перешел на короткую прозу в духе магического реализма. Наконец, на этих страницах мы находим образчик настоящего футуристического рассказа авторства Умберто Эко ранних сороковых годов: «Луиджи был славный парень. Отведав блюда из зайцев, он отправился на Латеранский рынок купить ближайшее прошедшее время. Но по дороге упал в гору и умер. Блестящий пример героизма и человеколюбия, он был оплакан телеграфными столбами».

Ольга Седакова. «Похвала поэзии». Академия исследований культуры. М., 2015

Маленькая книга — полное и более точное название которой звучит так: «Заметки и воспоминания о разных стихотворениях, а также похвала поэзии» — была написана Ольгой Седаковой в заокской деревне Азаровке в 1982 году и изначально не предназна­чалась для публикации. Это ранняя проза Седаковой — личная, лирическая, вырастающая из воспоминаний о дет­стве, о дословесном опыте и первых встречах реальности с языком. И вместе с тем это глубокое теоретическое эссе, и содержание его не укладывается в какие-либо психоаналитические интерпретации. 
В тексте показаны оба сущностных измерения поэзии — рациональное и иррациональное. Определен сам феномен поэзии, поэтического языка и особенного поэтического статус-кво. Поэт — это и герой, и абсолютно свободный субъект (свободный до такой степени, что может отрешиться от себя самого). «Минимальный талант поэта состоит в памяти»: в удержании в одном сознании видений, звуков, смыслов прошлого и настоящего, а также в особой памяти человека, не полностью присутствую­щего в мире, улавливающего нечто за пределами видимого, — памяти, близкой предвидению.
В другом великолепном тексте о предмете и сущности поэтического слова — «Грамматике поэзии» — Владимир Бибихин писал: «Ольга Седакова не вписывается ни в одну из форм нынешней жизни, как ни в одну из форм прошлой тоже не вписывалась, ни учрежденческую, ни общественную, ни маргинальную. Она у всех, у писателей в том числе, на виду и неприметна; ее все читали и никто не прочел; ее все знают, и никто не знает ей цену. Удивительное присутствие!» В «Похвале поэзии» Ольга Седакова присутствует и как маленькая девочка, которая читает чужие письма, и как близкая собеседница — свободно цитирующая, ссылающаяся на вещи, как предпола­гается, слушателю хорошо известные, не переводящая цитат с итальянского, французского, латыни.
Эссе впервые вышло отдельным изданием и идеально подойдет для ношения под сердцем — в нагрудном кармане пиджака.

Хосе Ортега-и-Гассет. «Размышления о Дон Кихоте». Издательство Grundrisse. М., 2016

Как и следует ожидать от настоящего испанца, для Ортеги‑и‑Гассета «Дон Кихот» — лишь предлог. На деле книга представляет собой литературные и жанровые изыскания, в которых осмысление великого романа скорее отправная точка, чем действительное основание. Кроме того, это первая книга Ортеги-и-Гассета и в ней сформулированы основные идеи его философии. Так, именно в «Размышле­ниях», написанных в год начала Первой мировой, появляется знаменитое определение человека: «Я есть „я“ и мои обстоятельства», подразуме­вающее субъективность реальности и принципиальную конструируемость, интерпретируемость картины мира.
Формально книга разделена на две части: первая, «Предварительное размыш­ление», фокусируется на культурологических и философских аспектах; вторая, озаглавленная «Трактат о романе», включает собственно эссе о литературных жанрах, исследование мифа как художественного искажения истории, расследование фигуры мима, героя, рассуждения о поэзии, сопоставление Флобера, Сервантеса и Дарвина. Ностальгическое понимание эпоса как работы со всеобщностью памяти, принципиально воображающей и не ищущей для своих героев реального эквивалента (попытка представить себе Елену как сельскую красавицу, из-за которой подрались жители соседствующих деревень, не приведет к более глубокому пониманию Гомера, а только запутает дело), противопоставляется несколько надменной и скупой характеристике романа как более или менее искусного описания действительности. Если воображаемое всегда поэтично, то действительность — воплощенная антипоэзия. Но к какому из этих противоположных миров отнести Дон Кихота? Он — линия пересечения, грань, где сходятся оба полюса.
Кульминацией текста выступают ветряные мельницы культуры, изображение которых мы видим на обложке. «Культура — идеальная грань вещей — стремится образовать отдельный самодовлеющий мир, куда мы могли бы переместить себя. Но это иллюзия. Культура может быть расценена правильно только как иллюзия, как мираж, простертый над раскаленной землей», — предостерегает Ортега-и-Гассет.
Современники не оценили «Размышлений о Дон Кихоте», на что философ досадовал всю оставшуюся жизнь: в разрозненных отступлениях они не нашли ожидаемой логики и связи разнохарактерных частей. Но жанр эссе тем и хорош, что представленные на привередливый суд фрагменты можно собрать в свой собственный калейдоскоп идей.

Уистен Хью Оден. «Чтение. Письмо. Эссе о литературе». Издательство Ольги Морозовой. М., 2016

Сборник литературных эссе Одена, изданный вслед за «Застольными беседами с Аланом Ансеном», в сущности, продолжает нежно любимый Оденом жанр table talk (каждый студент знал, в каком именно кафе можно найти мэтра, чтобы побол­тать с ним о Шекспире за рюмкой хереса): «Единственный вид устной речи, приближающийся к поэти­ческому идеалу символизма, — вежливый застольный разговор». Собеседник в эссе, конечно, воображаемый, но он всегда рядом с Оденом, как его знаменитый саквояж с мини-баром.
Помимо «персональных» эссе («Отелло» с точки зрения Яго, судебное разбирательство над Йейтсом, не лишенный приятности для русского читателя восторженный текст о Бродском), в книгу включены две важнейшие работы — «Чтение» (о читателях) и «Письмо» (о писателях). Читателям Оден сходу дает совет не рассуждать об искусстве до сорока лет («Юность ест и читает то, что советует авторитет, поэтому иногда ей приходится обманывать себя, притворяться, что она любит оливки и „Войну и мир“ больше, чем в действи­тельности»), только со временем «удовольствие становится тем, чем было для нас в детстве, — верным критерием высокого качества книги». Рецензентам и критикам (как одной из разновидностей читателей) поэт советует не тратить свое время на обсуждение плохих книг: «Есть книги незаслуженно забытые, но нет ни одной, которую бы мы незаслуженно помнили». Вместе с писателями Оден сетует на то, что в течение многих веков на творческой кухне появилось не так уж много усовершенствований: алкоголь, табак, кофе да бензедрин.
Оден фиксирует общее пространство, в котором встречаются и взаимодей­ствуют писатель и читатель: это язык, работа с ним и ответственность за него («язык — общая собственность лингвистической группы»), а единственное зло, связанное с литературой, — «порча языка». Поэтому Оден предлагает читателям и писателям совместную языковую практику: писателям — перепечатывать рукописный текст на пишущей машинке, чтобы взглянуть на него отстраненно и самокритично; читателям же делать обратное — переписывать чужой текст от руки, чтобы проверить его качество («рука постоянно ищет повод остановиться»).
И закончить рецензию непременно стоит цитатой, где Оден говорит о рецензиях и роли в них цитат: «Любой рецензент в данный момент образованнее, чем его читатель, ибо он читал книгу, которую обозревает, а читатель — нет. Но, когда мы читаем образованного критика, больше пользы приносят выбранные им цитаты, чем его комментарии».

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Архив блога