
Продолжаю публиковать отрывки из его книги ПРОЗА О СТИХАХ (см.:
Тот, для которого стихи существуют, Две Стрекозы и два Муравья, Эткинд. баллада Жуковского КУБОК, Стиховедение. Только необходимое)
Вверх
по лестнице смыслов
Лестница смыслов прямо связана с принципом неопределенности. У
лирической поэзии есть особая черта, характерная для всех произведений этого
поэтического рода,— неопределенность. Герой стихотворения, будь то «я» поэта
или возлюбленная, друг, мать, к которым поэт обращает свою речь, достаточно
нечеток, чтобы каждый читатель мог подставить на его место себя или свою
возлюбленную, своего друга, свою мать. Нет у него имени, характерной внешности,
точного возраста, даже исторической прикрепленности, даже порой национальности.
Он бывает чаще всего обозначен личным местоимением — я, ты, он.
Поднимемся по ступеням этой лестницы, взяв одно из поздних (около 1859 г.) и не
слишком широко известных стихотворений А.А.Фета:
Ярким солнцем в лесу пламенеет костер,
И, сжимаясь, трещит
можжевельник;
Точно пьяных гигантов столпившийся хор,
Раскрасневшись,
шатается ельник.
Я и думать забыл про холодную ночь,—
До костей и до
сердца прогрело;
Что смущало, колеблясь умчалося прочь,
Будто искры в дыму
улетело.
Пусть на зорьке, все ниже спускаясь, дымок
Над золою замрет
сиротливо;
Долго-долго, до поздней поры, огонек
Будет теплиться
скупо, лениво.
И лениво и скупо мерцающий день
Ничего не укажет в
тумане;
У холодной золы изогнувшийся пень
Прочернеет один на
поляне.
Но нахмурится ночь — разгорится костер,
И, виясь, затрещит
можжевельник,
И, как пьяных гигантов столпившийся хор,
Покраснев,
зашатается ельник.
Ступень первая
Смысл стихотворения весьма прост, он определяется внешним сюжетом.
Автор — «я» — проводит ночь в лесу; холодно, путник развел костер и согрелся;
сидя у костра, он размышляет — назавтра ему предстоит продолжить свой путь.
Или, может быть, он охотник, или землемер, или, как сказали бы в наше время,
турист. Определенной, твердой цели у него, кажется, нет, ясно одно: ему снова
предстоит ночевать в лесу. Воображению читателя дается немалый простор — оно
связано лишь ситуацией: холодная ночь, костер, одиночество, окружающий путника
еловый лес. Время года? Вероятно, осень — темно и холодно. Местность? Вероятно,
северная или где-то в центральной России.
Ступень вторая
В стихотворении противопоставлены фантастика и реальность,
поэтический вымысел и трезвая, унылая проза реальности. Холодная ночь, скупой и
ленивый догорающий огонек, «лениво и скупо мерцающий день», холодная зола,
пень, чернеющий на поляне… Эта неуютная, скудная реальность преображается огнем
пылающего костра. Стихотворение начинается праздничной метафорой:
Ярким солнцем в лесу пламенеет костер…
И та же первая строфа с необыкновенной зримостью, пластичностью,
материальной точностью рисует фантастически преображенный мир, полный чудовищ,
казалось бы, внушающих ужас, но и в то же время не страшных, как в сказке:
Точно пьяных гигантов столпившийся хор,
Раскрасневшись, шатается ельник.
Эта картина преображенного мира открывает стихотворение и
заключает его, наполняет строфы первую и пятую. Строфы вторая и четвертая
содержат эпитет «холодный», относящийся в первом случае к ночи, во втором — к
золе. Обе эти строфы говорят о душевном состоянии героя, которого «до костей и
до сердца прогрело» ночным костром и который видит в поэзии пламенеющего «ярким
солнцем» костра избавление от холода, уныния, одиночества, тоскливой
реальности.
Ступень третья
В стихотворении намечено еще одно противопоставление — природы и
человека. Человек один на один с недружелюбной к нему, страшной природой
поневоле ощущает себя как первобытный охотник, которого окружали враждебные
силы, «точно пьяных гигантов столпившийся хор»; но, как и у того первобытного
человека, у него есть один надежный, верный союзник — огонь, согревающий его и
обуздывающий, разгоняющий чудищ непонятного, таящего грозные опасности леса. На
этой ступени звучат трагические интонации извечной вражды природы и человека; это
— страшное первобытное мироощущение одинокого посреди опасностей человека,
защищенного только огнем.
Ступень четвертая
Все стихотворение — не столько реальная картина, сколько
развернутая метафора душевного состояния. Лес, ночь, день, зола, одинокий пень,
костер, туман — все это звенья метафоры, даже символы. Свет,
противопоставленный тьме. Фантазия, противопоставленная реальности. Поэзия —
прозе. На этом уровне понимания иначе звучит каждое слово стихотворения. В
самом деле — например, во второй строфе:
Я и думать забыл про холодную ночь,—
До костей и до
сердца прогрело;
Что смущало, колеблясь умчалося прочь,
Будто искры в дыму
улетело.
«Холодная ночь» — это, может быть, и реальная осенняя ночь, и
символическая — тоска и горечь бытия. «До костей и до сердца…» Может быть,
путник так промерз, что ему кажется, что и сердце у него застыло, а теперь
отогрелось близ костра. Но может быть, имеется в виду и метафора: отчаяние
отступило от сердца,— тогда образ приобретает символические черты. «Что
смущало…» Может быть, ночные страхи, обступающие одинокого путника в ночном
лесу и развеянные костром, но, может быть, и горести человеческого бытия. В
рукописи вместо последнего стиха было «Как звездящийся дым улетело». Фет
заменил «звездящийся дым» на «искры в дыму», чтобы дать больший простор для
символического толкования этого образа. Третья строфа звучит с интонациями
народной песни— «на зорьке», «дымок», «сиротливо», «долго-долго», «огонек»,—
которые становятся понятными при символическом восприятии всего стихотворения.
Но тогда проясняются и загадочные образы четвертой строфы:
И лениво и скупо мерцающий день
Ничего не укажет в
тумане;
У холодной золы изогнувшийся пень
Прочернеет один на
поляне.
«Туман» в таком понимании оказывается не только мглой осеннего
утра, но и неясностью жизненного пути; и эпитет «холодная», связанный с золой,
и слово «один», отнесенное к отчетливо нарисованному пню («изогнувшийся»,
«прочернеет»), оказываются тоже выражением душевного состояния героя, которое
получает разрешение в последней строфе, возвращающей нас к началу:
Но нахмурится ночь — разгорится костер…
При таком метафорическом, символическом прочтении особую
выразительность приобретают сходные глаголы и причастия, проходящие через все
стихотворение: «шатается», «колеблясь», «мерцающий», «виясь», «зашатается».
Мы отделили четыре смысловые ступени друг от друга, но ведь
стихотворение Фета существует как единство, как целостность, в которой все эти
ступени существуют одновременно, проникая одна в другую, взаимно поддерживая друг
друга. В сущности, они нерасторжимы. Поэтому у Фета так усилена конкретная
материальность изображенного:
…сжимаясь, трещит можжевельник.
Или:
…изогнувшийся пень
Прочернеет один на поляне.
Или:
…виясь, затрещит..
Покраснев, зашатается…
Эта конкретность, вещность соединяется с противоположными
элементами, которые можно воспринять прежде всего в отвлеченно-моральном плане:
До костей и до сердца прогрело.
Четыре ступени смысла. Но может быть, их и больше? Может быть, они
другие? На однозначном, даже на четырехзначном толковании лирического
стихотворения настаивать нельзя. Оно отличается множественностью, а значит и
бесконечностью смыслов: ведь каждый из указанных четырех взаимодействует с
другими, отражается в них и отражает их в себе. Мир лирического стихотворения
сложен, его и нельзя и не нужно выражать однозначной прозой. Как справедливо
писал когда-то Герцен, «стихами легко рассказывается именно то, чего не уловишь
прозой… Едва очерченная и замеченная форма, чуть слышный звук, не совсем пробужденное
чувство, еще не мысль… В прозе просто совестно повторять этот лепет сердца и
шепот фантазии».
Комментариев нет:
Отправить комментарий